Современный пригородный поезд плавно набирал скорость и кондиционеры добросовестно нагоняли прохладный воздух в вагон, больше напоминающий салон самолета, чем электричку. Приятный интерьер и количество отдыхающих настолько способствовали праздной курортной атмосфере, что даже местные с вожделением поглядывали на мерцающее за окном море. Я оторвалась от книги по поэтике акмеизма и посмотрела на электронное табло. +32 за бортом, мне осталось еще две станции - на ближайшие полчаса ничего нового.  Поезд, тем временем, подъезжал к центральному вокзалу и народ потихоньку толпился у выхода. К разрозненной кучке расслабленных отдыхающих и чуть менее расслабленных местных примкнула женщина, которая сразу привлекла мое внимание. Спортивные штаны из серой плащевой ткани, невнятная толстовка цвета хаки, шлепанцы на размер больше - все чистое и опрятное, но слишком отдающее неблагополучием. Былая смоль коротко стриженных волнистых волос смешана с серебром. На восковом лице с красивыми тонкими чертами - мучительный разлад телесной формы и духовного содержания. Женщина была сумасшедшей.  Она быстро шла по вагону и, тревожно оглядываясь, остановилась у выхода. Следом за ней шла полная девушка в коротком цветастом платье. Легкомысленная длина юбки и босоножки в несколько тонких ремешков делали ее ноги еще более громоздкими. 

- Никто тебя не преследует, мама - раздраженно проговорила девушка, вероятно, заучившая эту мантру наизусть - сейчас ты выйдешь.

Мама посмотрела на дочь и во всей ее осанке отразилось колебание - поверить ли? Но, кажется, поверила и уставилась - видящим, но не способным оценить взглядом, - на эстакады и новостройки, раскинувшиеся вокруг вокзала. Она негромко рассказывала воображаемому другу о том, что ее никто не обижает, о том, что у нее будет платье и о том, что она сначала поедет в красном вагоне, а потом в зеленом. Я закрыла глаза и слушала ее. Не содержание ее речей, но то, как она их произносила. Она говорила нараспев, хорошим грудным голосом: "сначала в красном, потом зеленом..." Ее интонация не была интонацией сумасшедшего - так плавно и ритмично разговаривают только хорошие чтецы. Казалось, еще чуть-чуть и слова ее встанут в рифму, выстроятся в стихотворную форму и, отряхнувшись от тяжелой бессвязности, обретут смысл.

И я подумала, что она могла бы читать мандельштамовское 

Дано мне тело — что мне делать с ним

Таким единым и таким моим?

и восхищаться простотой и совершенством этих слов. Но она ехала, не соображая куда, и всего лишь хотела убежать от преследователей.  

Поезд прибыл на вокзал. Смущенная дочь и толпа повлекли женщину к выходу, а я ехала дальше и читала о поэтике акмеизма, пока механический голос бодро и прозаично объявлял: "Boarding of the train has ended; the train is about to set off. The next station is..."