Дни забиты под завязку, казалось бы, куда уже плотнее, но нет, ум все равно находит лазейку для скуки. Сразу вспоминается бодлеровское ennui de la vie. Вокруг творится дичь и абсурд, я ничего не успеваю и абсолютно ни с чем не справляюсь. И тем не менее мне скучно. Как будто я все это уже видела и мне в сотый раз показывают все тот же фильм на экране. И то, что пришлось перебросить все контакты и аккаунты на другой почтовый ящик; и то, что мне задерживают зарплату именно в момент, когда я решила откладывать деньги на большое предприятие; и то, что дома все летит и трещит по швам, и уйма других больших и маленьких неприятностей -- все настолько банальное, что я не ощущаю его стрессовости. Каждый новый элемент в громоздкой конструкции запутанностей и препятствий просто навешивается на предыдущие, и я никак на это не реагирую. Все они пылятся, как неугодные глазу безделушки в кладовке. Потому что решение проблем -- смертельно скучное занятие.

Владения Мавки

Если бы у меня была скрэтч-карта Украины, то на ней было бы подтерто уже порядочно областей – наверное, половина из 25 существующих (с учетом Крыма и охваченных войной регионов). И в этом году добавилась еще одна, самая северо-западная – Волынь.

Из ответов на FAQ

Литературоведение нужно не [только] для того, чтобы узнать, "что хотел сказать автор", но для того, чтобы понять, что мы можем сказать ему в ответ.

дд/мм/гггг

Мы, люди, никак не можем оставить свое прошлое в покое. Нам обязательно нужно либо воскресить его, томясь фантомными болями по золотому веку, либо вытравить, выдрать с корнем. И нам безумно сложно воспринимать ушедшее ровно -- признавая, что оно было, и не тревожа его своей мнимой корректурой.

Пару лет назад, в связи с Днем Победы, на украинских билбордах появилась эмблема с маком, похожим не то на дыру, не то на рану, не то на пулевое отверстие (или так специально задумано?) и броский лозунг "Ніколи знову". Символ как символ, но грустная ирония в том, что частица "не" (ні) нашим подсознанием не считывается, поэтому фраза превращается в риторический вопрос "Коли знову?.." И на него эхом отзывается пошлое залихватское "можем повторить". И это, увы, так -- война есть всегда. Все пафосные призывы "не допустить" повторения трагедий выглядят как минимум беспомощно. И потом, как писал классик, "На каждую новую книжку по этике / Приходятся тысячи новых орудий. / Что Марсу при свете такой арифметики / Узоры людских словоблудий?" В ХХ веке было 15 мирных дней, т.е., на 100 лет всего две недели, когда никто нигде не вел боевых действий. Стандартный отпуск офисного работника. Сколько их наберется в XXI -- еще вопрос, но надо ли говорить, что на данном этапе человечество проваливает и будет проваливать попытки существовать без войн?

Родовая, метемпсихозная память о Великой Отечественной (я все же считаю этот термин уместным, да), у меня связана конечно же с Кавказом. Мой прадед по кавказской линии прошел ее от черноморского побережья до Берлина, был контужен, работал у немца в плену. (О последнем, по понятным причинам, впоследствии не упоминалось). Я помню прадеда, будучи двух- или трехлетней, когда он уже был после инсульта. Смутно помню старческую фигуру в деревенском доме, в глухом провинциальном углу, где пахло прохладой, огородом, спорышем и кукурузой. На Кавказе воронежские крестьяне Бондаревы оказались неслучайно и война тоже сыграла здесь свою роль. В годы раскулачивания, когда гнездо большой и успешной (по крестьянским меркам, конечно) семьи, разворошили, некая сила -- может быть, интуиция -- подсказала прадеду, что нужно бежать на юг. И он с семьей отправился в Грузию. Там, в ноябре сорок первого, родился мой дед. А дальше -- война во всех ее устрашающих проявлениях. Но Вселенная и природное чутье все же продолжали оберегать простого земледельца Порфирия Бондарева и прадед вернулся с войны, фактически невредимым, с целыми конечностями и ясным рассудком. Не погиб в бою, не сгорел, не сгнил в концлагере, не был замечен и не сцапан своими же за работы у немца. Многим ли так повезло?.. Появилось и место, где семье теперь можно было осесть. Деревенька Гойтх под Туапсе находится как раз на пути, по которому немцы надеялись выйти к морю, к нефти, к портам. Поэтому окрестным горам и лесам довелось быть участниками кровопролитных сражений. И -- моему прадеду вместе с ними.  Умеренно влажные, умеренно высокогорные края ему понравились и поэтому после войны Бондаревы перебрались в Гойтх строить дом, победить теперь уже послевоенный голод, выращивать табак, яблоки, клубнику и самый северный в мире чай. Много есть на земле мест, но нигде я себя не чувствую так дома, как там, на одном из бывших марсовых полей большого военного действа...

Был ли прадед зол и обижен на эту войну: на Рейх, на немцев, на собственную родину, кидавшую своих детей прямо в смертоносное жерло? Думаю, нет. Он был истинным крестьянином и всего лишь хотел жить на земле, которая щедро одаривала бы его за любовь и усилия. Так же, как и тысячи, миллионы других прадедов. Кем-то из них двигала ярость, кем-то идея, кем-то страх повернуть назад, но всеми этими разными судьбами и устремлениями управляло одно, самое сильное, самое древнее желание -- жить.

Поэтому дело вовсе не в обещаниях удержать мир, опираясь на память. Спустя столько войн, мы все еще не знаем, не можем предугадать, когда снова, где снова, в каких масштабах. А если и знаем... преподаватель тай-цзы из моей йога-студии предвидел нынешнюю войну на Востоке Украины, но разве это остановило процесс? Дело в вечной победе жизни над смертью. Праздник Победы недаром весенний, и для меня он всегда был почти равноценен Пасхе. Но мне только сейчас пришла мысль, что это была такая себе вселенская уловка от безбожия, от потери связи с движущей силой мира. Потому что Бог, -- кем бы он ни был: Христом, Дионисом, безвестным солдатом -- всегда оживает в итоге. В природе, в новых поколениях, в заживающих ранах и смягчающихся воззрениях.

Мне сложно читать/смотреть о тех сумрачных военных днях, которые приходилось переживать поколению моего прадеда. Но я стараюсь помнить, что там, где ручейки истекали кровью и пули дробили мягкие известняковые скалы, где послевоенные деревенские ребятишки подрывались на оставшихся в лесу минах, там где было холодно, голодно и страшно, снова зелень, чистая вода, дома, люди. Снова весна, снова жизнь. И горы растут и вытягиваются вверх.